MyBio.ru

семейные архивы


контакты

Валерий Митюшёв. Записки обыкновенного человека

Том второй > Эвакуация > Население. Эвакуированные и местные


 

                   



Глава 29. Население. Эвакуированные и местные (продолжение)

<< к главе 28    ... 145 > 146 > 147 > 148 > 149 > 150 > 151 >...    к главе 30 >>


- 151 -



Время: 1941-1943
Место: Ойротия, Горно-Алтайск

Гора Комсомольская, акварель, 1943

Гора Комсомольская, акварель, 1943




О художнике Чоросе-Гуркине, Ойрот-Тура


Если встреча с Варварой Мельниковой была, в общем-то, достаточно вероятным событием, то следующий эпизод следует считать просто удивительным совпадением.

Однажды маму остановила на улице совершенно незнакомая женщина с восклицанием: "Господи! Да это же Наташа Аранович!" Звали женщину Анной Константиновной, фамилия ее была Колегова и родом она была из Визинги. В далеком 1919-м во время гражданской войны мой дед Михаил Захарович Аранович около года прожил, снимая квартиру, вместе с семьей в Визинге, где учительствовал. В соседнем доме жила и училась у деда в классе четырнадцатилетняя Аня, которая хорошо запомнила с тех пор учительскую дочку, девятнадцатилетнюю городскую девушку Наташу Аранович. Наташа Аранович, конечно, Аню не помнила. Через какое-то время Анна вышла замуж за односельчанина Николая Степановича Колегова, который, кстати, учился в том же городском училище, что и мой отец в свое время. В 26-м году она родила сына, в тридцатом - дочку, а Колегов тем временем кончил Совпартшколу и сделал партийную карьеру. В конце концов, он стал первым секретарем Коми обкома партии ВКПб. Дальше тоже обычная история. В 38-м году Колегова посадили и в ходе следствия отправили его в Новосибирск. Каким-то образом его привязали к Сибирскому делу. Но тут ему крупно повезло. В 39-м году, когда посадили Ежова, и на его место пришел Берия, многие дела пересмотрели - в том числе и его дело. Колегова выпустили, оправдали, и не только выпустили, но и восстановили в партии. Правда, сказали, что в Коми он больше не должен ехать и не должен ни с кем там переписываться, а жить ему надлежит в городе Ойрот-Тура, где ему дадут достаточно почетную должность директора молокозавода. Анна Константиновна с детьми приехала из Сыктывкара в Ойрот-Туру. И к описываемому моменту они уже около двух лет жили здесь. Колегов успешно работал на указанной ему должности и у них была хорошая квартира в новом двухэтажном рубленом доме при молокозаводе. Так в Ойрот-Туре образовалось Коми землячество.

Мы стали захаживать к ним, они - реже - к нам. А чтобы эти контакты были понятны окружающим, Анна Константиновна объявила соседям, что Павел Васильевич, дескать, сродный брат Колегова. "Сродный" это местное словечко, оно может означать и двоюродный, и троюродный, и четвероюродный, в общем, это родственник того же поколения, что и ты. Очень емкое слово "сродный". Сына Колеговых звали Будимир (Будик), а дочку - Лиина (Сталина). Вполне революционные имена. Будик учился на класс старше меня и в школе мы виделись ежедневно. У него были большие способности к рисованию и ему прочили карьеру художника. В Ойрот-Туре не было художественной школы, но с ним индивидуально занимался директор местного музея - художник, который был учеником знаменитого (в узких кругах тогда) ойротского алтайского художника Чорос-Гуркина.

Чорос-Гуркин в свое время был последним учеником нашего великого Шишкина. Чорос-Гуркин был достаточно известным в России художником. Его персональные выставки проводились в Барнауле, Томске и некоторых других сибирских городах. Но в 38-м году он таинственным образом исчез. Его не посадили, его ни в чем не обвинили. Он куда-то поехал, не доехал и не вернулся. И тайна его гибели, по-моему, до сих пор не раскрыта. Но когда он исчез, его картины в Ойрот-Туре на всякий случай из его дома и из музея убрали в запасник. И его имя никак не афишировались. И вот однажды мне Будик сказал, что его учитель хотел показать ему картины Чороса и разрешил взять с собой меня. Мы отправились в запасники музея, где я увидел в первый и, наверное, в последний раз картины Чорос-Гуркина.

Когда, много лет спустя, я в Москве увидел картины Рериха, я про себя воскликнул: "Я это уже видел!" Это была та же манера живописи, те же необыкновенные горные пейзажи. Надо сказать, что сейчас художественный музей в Горно-Алтайске носит имя Чороса-Гуркина. Года два назад проходила его выставка в Третьяковской галерее. Жалею, что я тогда уже не мог этого увидеть. А история Будика была достаточно печальной. В 43-м году молодые люди 26-го года рождения были призваны в Армию. Будика тоже призвали и направили в какой-то небольшой сибирский городок в школу сержантов, которую он там закончил. После школы его на фронт не отправили, а оставили при этой школе, поскольку он там оформлял наглядную агитацию. Но что-то в нем, видимо, надломилось, потому что через некоторое время он стал заговариваться. У него обнаружилось какое-то психическое заболевание, тихое помешательство. Его демобилизовали и отправили домой. Он жил несколько лет у родителей, нигде, естественно, не работал, был очень труден в общении, иногда что-то пытался рисовать, но того, что было раньше, уже не получалось. И, в конце концов, как он тихо жил - также тихо и умер совсем молодым. С Колеговыми мои родители переписывались очень долгое время, практически, до самой смерти. А Лина вышла замуж и уехала куда-то на Камчатку. Дальнейшая ей судьба мне неизвестна.






 

Картины Чороса-Гуркина в музее Горно-Алтайска



 
 


Rambler's Top100